— Когда это было?
Он сверился с бумагами:
— В 1990-ом.
— Странный мотив. Разве за такое мстят, спустя семь лет?
— А он и не мстил. Георгий Трубачёв вместе с семьей гостил у родни на Алтае с 13 по 22 июня. Родственники это подтвердили.
— Тогда выясни, у кого была возможность воспользоваться машиной в его отсутствие.
— Как? Может он и сейчас где-нибудь в Алтайской области проживает!
— Ну, у тебя же свои методы, — ехидно напомнила я. — Я в тебя верю, партнёр. Приступай, срок подачи информации остаётся прежним — два часа.
Он недовольно поморщился — не привык получать распоряжения, но промолчал и, сунув мне руки папку с делом, нырнул в машину.
Войнич был непривычно молчалив. Выяснил, что мне удалось узнать, бросил вскользь, что Громов не похож на того, кто работает исключительно за звёздочки и больше не сказал ни слова. В Лесогорск мы возвращались в гнетущей тишине.
Несмотря на всё вместе пережитое, от него по-прежнему исходили волны негатива в мой адрес. Конечно, далеко не такого резкого, как в самом начале и всё же ощущения были не из приятных. Я улавливала их как радар и поэтому предпочла расположиться на заднем сидении. Он это никак не прокомментировал и, кажется, тоже был рад образовавшемуся между нами расстоянию.
На остановке у окраины села стояла встреченная мной в больнице уборщица с большой клетчатой сумкой в руках. Завидев приближающийся джип, она протянула руку — жест, не требующий перевода — пароль любого автостопщика.
— Останови, пожалуйста, — попросила я Войнича, опуская стекло. Узнав меня, женщина расплылась в благодушной и немного смущённой улыбке — так улыбаются дети, получив неожиданный подарок. — Ещё раз здравствуйте, вам куда?
— В Лесогорск, к сестре еду, — женщина подошла поближе и просительно посмотрела на меня и Алана. — Подвезёте? Я за бензин заплачу.
— Конечно, — в моём взгляде, обращённом на Войнича, наверное, читалась не меньшая просьба.
Не знаю, что он подумал, но возражать, когда я открыла заднюю дверцу и пригласила невольную попутчицу сесть рядом со мной, не стал. Даже бровью не повёл и глаза по привычке не закатил.
— Мы ведь так и не успели познакомиться, — завела я непринуждённую светскую беседу. — Меня Злата зовут, а вас?
— Варвара я, Михасёва, а лучше просто баба Варя — так меня здесь все кличут.
Ну, конечно, таинственная баба Варя не раз фигурировала в воспоминаниях Татьяны, как знакомая Малининых, закармливающая Ларису пирожками. Вероятно, это она и есть — по описанию всё сходится.
— А вы нашли Машу?
— Увы, её сейчас нет дома — вернётся через пару дней.
— Это вам Лида сказала? Не верьте — не вернётся, — вздохнула баба Варя. — Она всем так говорит, когда Маша во все тяжкие пускается. Боится, что опека внучку отберёт.
— Простите, я не поняла. Почему отберёт и где сейчас Маша?
— Да кто же её знает? — развела руками женщина. — Запила, загуляла — она в таком состоянии где угодно может быть. Потому и ребёнка отобрать могут — мать ведь алкоголичка. Бывает, правда, она по нескольку месяцев не пьёт, а потом срывается и всё — пиши пропало. Лида тогда всем говорит, что дочь к родственникам уехала, но село-то у нас маленькое: все всё друг о друге знают. Так что через пару дней вы её точно не дождётесь.
— Очень жаль, — на самом деле особых сожалений не было, всё равно через пару дней уже будет поздно, к тому же я возлагала большие надежды на информацию от Трубачёва. Но кое-что проверить стоило.
— А вы случайно не помните тот день, когда Василиса сломала ногу, это случилось утром или вечером?
Баба Варя вопросу не удивилась и даже особо не задумалась над ответом.
— Утром часов в десять, как раз моя смена была. Помню, привезли её и того паренька, что в лесу с дерева сорвался. У него стопа сломана, у неё — лодыжка, оба стонут от боли, а бедная Константиновна мечется между ними, не зная с кого начать. Шины-то простенькие она им ещё в лесу наложила, ну а я помогла с гипсом. А потом мне ещё пришлось на то место возвращаться — девочка очень просила найти оброненный там фонендоскоп. Халат она тоже в лесу оставила — зацепилась за ветку, когда падала и порвала.
Мы с Войничем переглянулись.
— Ну и как, удалось вернуть потерянное имущество? — небрежно поинтересовался он.
— Да, фонендоскоп я ей принесла, он-то целенький был. А вот халат порвался так, что и не залатаешь. Василиса велела его выбросить, я и выбросила.
— Куда?
— Как куда? В бак с мусором прямо там — в больнице.
Я со вздохом откинулась на кресло: опять тупик! Алан одарил меня через плечо выразительным взглядом и едва заметно кивнул в сторону бабы Вари. Предлагает проверить. Интересно, каким образом? Я что должна броситься к ней в объятия или вырвать зуб для своих исследований? Прежде чем успела сориентироваться, машину резко занесло вправо. Баба Варя, охнув, привалилась к окну, а меня швырнуло прямо на неё. В моём браслете из чёрного гагата, запутались её светлые с заметной проседью волосы. Я с трудом отделила их, постаравшись не причинить боли.
— Извините.
— Пустяки, вы меня на Гагарина возле магазина высадите, сестра как раз за ним, вон в той многоэтажке живёт, — инструктировала баба Варя. — Не люблю я эти бетонные коробки, дом на земле завсегда лучше, а она аж на третий этаж забралась. Вот спасибочки, что подвезли! Сколько я вам должна?
— Нисколько, были рады помочь, — заверила я. — А как же вы обратно доберетесь? Скоро стемнеет.
Она улыбнулась всё той же милой немного грустной улыбкой и сказала: