— Опять по себе судишь? В двенадцать лет любовь сильнее ревности. К тому же для них он был скорее небожителем, чем потенциальным бой-френдом.
— Как трогательно. Узнала что-то полезное?
— Немного. У Ларисы была привычка машинально записывать бессвязные слова. Она писала на всём, что подворачивалось под руку, в том числе на своей гитаре.
— И?
— Мне нужно увидеть эту гитару.
— Как? Прошло пятнадцать лет? Дом поменял нескольких хозяев, думаешь, все они хранили эту гитару как святыню? — с сарказмом поинтересовался парень.
— Войнич, мои шутки хотя бы смешные. Я не надеюсь обнаружить оригинал. Мне всего лишь нужно увидеть эту гитару чьими-то глазами. Через Катю не вышло, она почти не фиксировала на инструменте внимание. Это, во-первых, а во-вторых, когда Катя смотрела в окно, она увидела соседку. Её тоже надо найти.
— Зачем?
— Она прогуливалась с коляской в районе похищения примерно в интересующее нас время и могла что-то видеть.
Парень снисходительно усмехнулся:
— Если бы она видела что-то стоящее, Ларису давно бы нашли.
— Не обязательно, умник! Она могла не придать этому значения, потому что по официальной версии Лариса пропала семнадцатого.
— И как же её найти? Рядом с бывшим домом Муромовых жилых построек мы не наблюдали, — сухо напомнил Алан. Я улыбнулась и процитировала его собственные слова:
— Ничего, у меня ведь есть собственный Пинкертон! Дай телефон, позвоню Громову.
— Ты же сказала — это во-вторых, — он неохотно протянул мне мобильник.
— Дам ему задание, а потом займёмся гитарой. Мне необходимо разглядеть её как можно скорее. Например, через Татьяну, она, наверняка, видела её миллион раз.
— А почему не через Ларису? — спросил Войнич.
Я машинально поднесла руку к шее. Он насмешливо поднял брови.
— Ясно, боишься, что в этот раз додушат.
— Тебе бы этого хотелось?
— Да, я бы не расстроился, — признался он, глядя на дорогу.
— Уверен? Твоя жизнь похожа на расписанный по ценам и минутам сухой, официальный контракт. Я вношу хоть какое-то разнообразие. А так совсем тошно будет.
— Мне тошно от твоих идиотских шуток!
— Придётся оставить тебя без десерта: через Ларису я подключаться не буду. Перевоплощение в умершего отнимает слишком много энергии, у меня просто не останется сил на всё остальное.
Войнич бросил на меня мрачный взгляд:
— Жалость какая! Обожаю смотреть, как ты бьёшься в агонии! — понятно, мстит за невольную вчерашнюю откровенность. Придётся отбить удар.
— Дай угадаю: представляешь, как однажды моё тело остынет, и ты под покровом ночи закопаешь его где-нибудь в лесочке?
— Ага, лопата всегда в багажнике! — он по-прежнему избегал моего взгляда.
— Имей в виду, дорогой сосед, если ты так поступишь, я буду являться тебе в каждом сне и…
— Душить?
— Нет, заниматься с тобой любовью.
— Ты!!!
— Защищаюсь, помнишь? Не нападай, и мне не придётся отбивать атаку!
Он почти минуту сверлил меня сердитым взглядом.
— И в чём суть твоей идиотской защиты?
— Ты что Бомарше не читал: «Я спешу посмеяться над всем, иначе мне пришлось бы заплакать».
Алан недовольно поморщился и назидательно завил:
— Подменять эмоции — это самообман.
— Ненавидеть человека за чужие грехи, чтобы оправдать собственные слабости — вот это самообман.
На этот раз мы играли в гляделки недолго. Он тихо выругался и, резко вывернув руль, прибавил скорость. Я улыбнулась, это была ничья. Пока ничья.
И снова Тумановка. Татьяна промокнула глаза платком и посмотрела в окно. Пятый раз за время нашей с ней беседы. Воспоминания давались женщине с трудом.
— Знаете, Лариса была такая… как бы это сказать, особенная что ли. Баба Варя называла её неприспособленышем, какое глупое слово! Я обижалась, но, наверное, она была права. Моя девочка была слишком ранимой, слишком доверчивой и впечатлительной!
Плечи женщины задрожали, глаза снова скрыл носовой платок. Я неловко погладила её по руке. Что сказать, когда любые слова бессильны?
— Извините, отвлеклась. Вы спрашивали о гитаре. Да, я прекрасно её помню. Хоть инструмент мы купили с рук, она была как новенькая.
— Я правильно поняла: после исчезновения Ларисы инструмент вы больше не видели?
— Не видела. Не до гитары было. Сами понимаете.
Татьяна подняла воспалённые глаза, в которых застыл невысказанный вопрос. Как же я боялась его услышать! Но и она боялась услышать ответ, поэтому молчала.
— Понимаю. Татьяна, мне необходимо снова заглянуть в прошлое с вашей помощью, если позволите, конечно.
— Если это поможет Гале… Делайте всё, что сочтёте нужным.
Я задумчиво смотрела в окно джипа, гадая, что предпринять дальше.
— Всё-таки я не понимаю, что такого особенного в этой гитаре? — прервал затянувшееся молчание Алан.
— Похоже, ничего. Гитара как гитара. Почти новая, абсолютно чистая. У Ларисы была привычка машинально писать на всём, что попадалось под руку, ну, видимо, кроме гитары.
— А ты надеялась, она напишет на ней имя убийцы? — хмыкнул Войнич. — Представляю, как ты разочарована!
— Не представляешь, — я действительно надеялась обнаружить хоть какую-то зацепку, не зря же Лариса акцентировала внимание именно на инструменте! Увы, получается зря.
— А вот и твой Пинкертон, — сухо констатировал Алан, глядя на подъезжающую к нам серебристую Ладу Приору. — Вернее инспектор Лейстред, на центр мыслительного процесса он, извини, не тянет.
— Это смотря о чём мыслить, — проворчала я, имея в виду незаурядные способности «оборотня» выманивать деньги. Ох, чует моё сердце, сюда он примчался именно за этим. — Дальше я поеду с ним, а ты можешь заниматься своими делами. Спасибо за помощь.