Ангелы плачут в июне - Страница 51

Откашлявшись, я поднялась и вошла. Причина моей асфиксии обнаружилась в спальне. Там на полу, раскинув руки, будто птица в полёте, лежала невысокая темноволосая женщина лет пятидесяти с пустым взглядом голубых остекленевших глаз. А рядом тяжело дышащий Алан, удерживал бабу Варю, заломив ей руки за спину. Она, впрочем, даже не пыталась вырываться.

— Я не успел. Она её задушила, — сообщил он с горечью.

— Нет, я её спасла, — спокойно поправила женщина, и её круглое румяное лицо озарилось улыбкой Христа-спасителя, только что исцелившего лежащего при смерти больного. Улыбкой, от которой мне стало жутко.

Я бросилась к телу женщины и проверила пульс — на запястье он не прощупывался, а вот на сонных артериях ощущалась едва заметная пульсация.

— Она в коме, но ещё жива.

Я положила руки на грудь женщины и попыталась запустить её сердце. С третьей попытки это удалось. На бледных щеках появился лёгкий румянец, она сделала глубокий вдох, словно наглотавшийся воды утопающий, и стала кашлять совсем как я пару минут назад.

— Нет! Нет! Что ты наделала! — отчаянно вскрикнула баба Варя и стремительно бросилась к нам, но Алан её удержал.

— Что ты наделала! — всхлипнула она. — Ты её погубила!

— Это ваша сестра? Почему вы хотели её убить?

— Я её спасала!

— Как Ларису Малинину? — уточнила я.

Круглое лицо снова осветила вспышка умиротворения.

— Да, её и ту девушку возле клуба. Их я успела спасти, а вот Ирочку — дочку, нет, а теперь и Тонечка будет продолжать мучиться! Она и так настрадалась — это не правильно! — она забилась в руках Алана, как смертельно раненая птица, пойманная охотником в силки, ясные голубые глаза затянула пелена безумия. — Мама знала, она первой спаслась, мамочка всё знала!

— Да она чокнутая, — констатировал Алан, — вызывай своего лейтенанта и скорую — точка поставлена!

Глава 20

Полицейский участок мы покинули только вечером, уставшие и опустошённые. Домой возвращались молча. Разговаривать не хотелось, но тишина тоже угнетала, и я первой решилась её нарушить:

— Я звонила Алине. Галя пришла в себя. Думаю, ей больше ничего не грозит.

— В мире, где полно психов и маньяков, таких как твой отец и эта тварь? — огрызнулся крайне взвинченный Войнич, ему вся эта история далась очень непросто. — Как бы не так!

— В таком случае эта, как ты выразился, тварь права, и смерть — спасение от всех тягот жизни.

— Не понимаю, она столько лет работала в больнице и никто ничего не заметил. Как такое возможно?!

— Она ведь такой не родилась. Даже в детстве, когда обнаружила мать повесившейся в сарае, не бросилась никого душить. И потом, спустя годы, когда вытащила из петли собственную дочь-подростка, пытавшуюся свести счёты с жизнью, тоже ничего не произошло. А вот когда девушку через несколько лет изнасиловали и замучили до смерти какие-то отморозки, баба Варя сломалась — стала видеть спасение в смерти и жалеть, что остановила дочь в момент самоубийства, ведь тогда бы она просто умерла и избежала более ужасной участи.

— А Лариса ей просто под руку подвернулась?

— Можно и так сказать. Была как раз годовщина смерти Иры — её дочери. Баба Варя после работы зашла к Никольскому — она убиралась у него два раза в неделю. Хозяев не было дома, но для неё оставляли ключ. Закончила уборку и пошла в гараж за пилой — отпилить обломившуюся ветку дерева, зависшую прямо над входной дверью (ключи у неё тоже были). Что случилось дальше, я точно не знаю. Наверное, она услышала шум внизу, как-то смогла открыть люк и нашла Ларису. Сумку она бросила наверху, а вспомнив, что там есть термос с горячим чаем, вернулась за ней: хотела просто успокоить девочку, чаем напоить. Но Лариса была в невменяемом состоянии — металась, кричала, истерила, сумка перевернулась, из неё вывалились халат и фонендоскоп. Вот фонендоскопом она её и задушила, искренне веря, что спасает от дальнейших ударов судьбы. И Валю тоже она убила.

— Спасла, — скривившись, напомнил Алан. Он про Валю услышал только в участке. — Про неё ты мне ничего не говорила.

— Просто не знала, что эти случаи связаны. Оказывается, в ту ночь Варвара Сергеевна Михасёва тоже ночевала у сестры — приводила в порядок могилу дочери накануне годовщины смерти.

— Опять годовщина.

— Да. Она приехала ближе к вечеру и задержалась на кладбище допоздна, а когда возвращалась, встретила пьяную, расстроенную, рыдающую Валю со следами побоев на лице. Вероятно, она напомнила ей дочь, вот и случилось то, что случилось.

— Откуда ты знаешь такие подробности? Снова побывала в чужой шкуре?

— Да. Было довольно неприятно.

Алан нахмурился.

— Тебе достаточно подержать любого человека за руку, чтобы узнать о нём абсолютно всё, и ты на это даже разрешение не спрашиваешь! Разве это нормально? Даже для обыска нужен ордер!

— Я поступаю так только в крайних случаях и интересуюсь лишь определённой информацией, а не «абсолютно всем».

Спортсмен продолжал хмуриться. Я понимала, что его беспокоит.

— Расслабься, твои мысли я читать не собираюсь. Да и зачем? Ведь в них ничего не изменилось, верно?

— И не изменится, — он остановил машину возле нашего подъезда и посмотрел мне прямо в глаза. — Теоретически я понимаю, что ты ни в чём не виновата. Тебе тоже пришлось не сладко и, наверное, ты неплохой человек… Если бы ты была похожа на свою мать или бабушку всё было бы проще. А так я каждый раз вижу ЕГО глаза, ЕГО волосы, ЕГО наглую вызывающую улыбку и ничего не могу с собой поделать. Мне тяжело с тобой общаться. Я действительно старался быть беспристрастным, но…