Ангелы плачут в июне - Страница 20

Я, словно Кутузов, добровольно оставляющий Москву врагу, медленно направилась к выходу, но Войнич решительно перегородил дверь и прислонился к ней, скрестив на груди руки.

Я прислонилась к противоположной стене в такой же позе и выжидающе улыбнулась:

— Передумал? Решил не тратиться на киллера и сделать всё лично?

Он снова нацепил ничего не выражающую маску. Из эмоций оставалось лишь неизменное презрение.

— Не собираюсь пачкать руки, просто хочу предупредить: даже не пытайся сбежать! На краю света найду, из-под земли достану!

— Я только не поняла зачем? Если руки пачкать не собираешься. Чего ты добиваешься?

Он криво усмехнулся:

— Потом узнаешь, а сейчас — проваливай!

Он отступил в сторону, и я снова была свободна.

— И тебе всего доброго! — Дверь за моей спиной резко и громко захлопнулась.

* * *

Спала я, как ни странно, спокойно. Кошмары не мучили, не снилось вообще ничего. Около восьми утра меня разбудила долгая настойчивая трель дверного звонка. Глазком я теперь пользовалась без предупреждений.

Алина собственной персоной. Правда в этот раз она не скромничала: разряжена, раскрашена и увешана золотом. Едва я открыла дверь, она ворвалась в квартиру, не здороваясь и не дожидаясь приглашения. Нервная, сердитая. Эту-то что разозлило?

Молодая женщина подошла к окну, достала сигарету и нервно затянулась.

— Это правда, что ты парализованную тётку на ноги поставила? Мне её показывали, но как-то не верится.

— Тогда что ты тут делаешь? Доказывать я тебе больше ничего не собираюсь. Уговаривать — тем более. Не нравится, езжай обратно к светилам медицины.

Алина снова затянулась и плюхнулась в моё кресло. Гнев и недоверие уступили место растерянности.

— Муж убьёт меня, если узнает, что я водила дочь к необразованной деревенской знахарке. — Её голос, ещё минуту назад, звенящий от раздражения, стал глухим и безжизненным, растерял все эмоции. — Но если Галя не поправится, он меня точно бросит. У него сейчас в любовницах одна моделька недоделанная… Если она ему родит… Ох… Вряд ли, конечно, у него детей 15 лет не было, Галя — первая и единственная, но чем чёрт не шутит… В общем, мы уже всё перепробовали, а ей всё хуже становится — терять нечего. Если и у тебя не получится…

— А если получится?

— Я в долгу не останусь.

— Ну да, ведь тогда муж миллионер никуда не денется.

— Да, не денется, — огрызнулась она. — И не надо на меня так смотреть! Я родилась и выросла в соседнем колхозном захолустье вроде этой дыры и ни за что не хочу туда возвращаться!

— Верю, в колхозе с таким маникюром не житьё. Так какой у нас план?

Алина затушила сигарету о ручку кресла и решительно встала.

— На всё про всё у тебя неделя. В конце месяца за нами приедет муж. Дорога каждая минута, поэтому собирайся. Начнёшь сейчас, пока Галя хорошо себя чувствует.

Я не возражала. В свете недавних событий мне совсем не хотелось оставаться по соседству с Войничем.

Галя мне не обрадовалась. Оно и понятно — я заставила её пережить далеко не самые приятные ощущения. Впрочем, сопротивляться повторению процедуры не стала. Вероятно, Алина провела курс моральной настройки на новую порцию «пыток», пообещав полное выздоровление. Я тоже постаралась успокоить девочку, но с обещаниями не торопилась. Слишком странным было то, что я увидела, подключившись к её сознанию в прошлый раз.

Увы, вторая попытка закончилась аналогично. Всё повторилось: смутные неузнаваемы силуэты, нестройные, сливающиеся голоса и знакомое холодное прикосновение удавки к шее. Перед глазами заплясали яркие световые пятна, а потом в поле зрения попал белый халат и бейдж с именем бабушкиной тёзки.

В этот раз было легче. Алина вывела меня за несколько секунд до полной агонии, и я довольно быстро пришла в себя. Галя была бледна, но в целом тоже перенесла сеанс лучше. Успокоив девочку, мы с Алиной вошли в её палату, смежную с Галиной.

— Ну что? — нетерпеливо спросила она. — Что ты видела? Тебя так трясло!

Что я видела? Хороший вопрос! Самой бы разобраться.

— Э… имя Лариса тебе о чём-то тебе говорит?

— Опять ты со своими именами! — возмутилась, было, Алина, но вдруг осеклась и недоверчиво переспросила: — Какая Лариса? Это распространённое имя.

— Не знаю, — честно призналась я и по наитию процитировала услышанное во время транса: — Ларочка, Лариса, прекрасная маркиза. Это что-нибудь значит?

Алине стало плохо. Она побледнела и без сил опустилась на стул, не сводя с меня затравленного взгляда.

— Как ты узнала? Откуда?! Из моей головы вытащила? — испуганно прошептала она.

— Вообще-то из Галиной.

— Как?! Это невозможно! Гали тогда ещё на свете не было! Она не знает, а я никому — даже мужу ничего не рассказывала!

— Кажется, теперь придётся. Кто такая Лариса?

Алина закрыла лицо руками.

— Моя младшая сестра. Это мама придумала считалочку про маркизу, так мы её называли.

— У тебя есть сестра?

— Была. Лариса пропала пятнадцать лет назад, её так и не нашли…

Домой я возвращалась вымотанная и уставшая. Ещё две попытки проникнуть в сознание Гали завершились неудачей. Я видела одну и ту же картину, но к девочке она никакого отношения не имела. Я снова и снова переживала смерть Ларисы Малининой — младшей сестры Алины.

Она пропала 17 июня 1997 года — 15 лет назад в возрасте двенадцати лет. У Гали приступы учащаются в конце весны и достигают пика в середине июня. Это пока единственная, довольно призрачная связь, если представить, что она вообще может быть. А я, если честно, уже готова была представить что угодно, всё равно других более логичных и правдоподобных версий пока нет.